Православный Иерусалим

Рассказы игумении Моисеи были записаны на Святой Земле, в Спасо-Вознесенском Елеонском монастыре, где она настоятельствует вот уже 15 лет. Матушка поделилась воспоминаниями о людях высокой жизни, которых знала, и о том, как Господь привел ее на Святую Землю.

О владыке Иоанне Шанхайском

Детство мое прошло в Бельгии, в Брюсселе. Я десять лет жила при владыке Иоанне Шанхайском. Когда он приехал в Брюссель, мы были дети еще: нам было по 10–12 лет. И конечно, он показался нам, детям, таким странным владыкой. Он странно выглядел: у него рот был немножко искривлен – от слабости; живот внизу вот так выпирал: у него было опущение желудка, потому что он никогда не ложился на кровать – он отдыхал только пару часов ночью в кресле. Да, он был странный такой, но мы чувствовали, сколько в нем духовности.

Он жил при храме-памятнике во имя святого Иова Многострадального. В этом храме служили отец Модест, строгий монах[1], и еще один батюшка – отец Чедомир Остоич. Отец Чедомир был родом серб; он вынужден был бежать из Сербии, но там у него оставалась семья: жена и двое девочек. Я была в возрасте примерно его младшей дочки, и он всегда на меня очень пристально смотрел, а я смущалась и говорила: «Батюшка, зачем вы на меня так смотрите?!» А он: «Да дай я на тебя посмотрю – у меня такая же дочурка, как ты». Он очень любил детей, и мы, дети, тоже очень любили отца Чедомира. И владыка Иоанн нам нравился; правда, он казался нам очень строгим. Но мы понимали, сколько любви в этом человеке.

Когда мы бывали у отца Чедомира, он говорил: «Позовите владыку на обед». Мы подходили к его дверям: «Молитвами святого владыки нашего, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» Молчание. Мы снова: «Молитвами святого владыки нашего, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» Опять молчание. В третий раз молимся. Тогда он: «Аминь!» А потом он говорил у отца Чедомира, что нарочно нам не отвечал, потому что ему нравилось слышать голоса детей, которые творят молитву.

И он очень любил, чтобы дети принимали участие в службе: мальчики прислуживали, девочки пели, читали. А мы были еще слишком маленькие, чтобы целиком все шестопсалмие прочитать, и потому мы читали его по очереди – делили на две части: один читал до «Слава Отцу и Сыну…», а следующий говорил: «И ныне и присно…» – и продолжал дальше читать. И я помню, как владыка Иоанн поворачивался и улыбался, когда видел нас, детей, что мы читаем. Он очень любил это.

Как-то раз – мне было тогда лет 11–12 – я пришла к отцу Чедомиру, а владыка Иоанн меня увидел и говорит: «Галя, пойдем читать 9-й час. Сейчас как раз время». Я подумала: «Что это такое – 9-й час? Это только Великим постом читают… 3-й и 6-й час я знаю, а 9-й час – только по верхам…» Ну, пошли. А он повел меня на хоры, наверх. Мы вдвоем в храме. Я начала читать. Начало легкое: «Приидите, поклонимся…» – а потом такие псалмы, которых я никогда и не видела. Я стала спотыкаться, а он каждое слово поправлял и поправлял. И столько терпения! Я тогда, наверное, больше чем полчаса читала 9-й час, который можно за десять минут прочесть. Помню, как мне было стыдно за то, что я спотыкалась, что плохо читала. А владыка, когда я закончила, меня по головке погладил и сказал: «Надо учиться, надо учиться… дальше, дальше…» Я тогда все думала: «К чему это?» А через много лет я вспоминала про этот 9-й час – потом, когда поступила в монастырь. И я поняла: «Вот где 9-й час!» Это было тогда почти как благословение идти в монастырь. Наверное, что-то такое владыка Иоанн провидел, знал, где мне понадобится 9-й час.

Много случаев было, как по молитвам отца Иоанна исцелялись. Расскажу один. Верочка, что у нас в храме-памятнике на клиросе пела, заболела менингитом. Это случилось тогда, когда владыка Иоанн уже уехал в Америку – после 1962 года. И ему послали телеграмму, что вот у такой-то менингит, и очень плохой исход возможен: или смерть, или остаться ненормальной после этой болезни. Владыка ответил телеграммой, что все будет хорошо. И она вскоре выздоровела совершенно.

Но владыку Иоанна не все любили, не все уважали. Дамочки в шляпочках, например. Он ведь внешне был неопрятный, ходил босяком, совершенно не смотрел за собой – ему был безразличен его внешний вид. Но духовные люди понимали, как его молитвы сильны. И они его очень уважали и очень любили. Даже один священник-католик говорил о владыке Иоанне своим прихожанам: «Благодарите небо и святых за то, что у нас по улицам ходит один из них».

«Лампадка зажглась!»

На Святую Землю я попала как будто бы случайно. Но ведь не бывает ничего случайного. В 1974 году я хотела поехать в Россию, но мне отказали в визе. А наш батюшка, отец Димитрий Хвостов, как раз организовывал паломничество в Святую Землю, и его дочка предложила поехать и мне, чтобы помогать батюшке. Я согласилась. Я и не думала тогда, что потом еще раз приеду на Святую Землю и останусь здесь, что Святая Земля – это для меня. Для меня все здесь было так свято, так далеко, так высоко!..

И с первого дня я влюбилась в Святую Землю.

Мы приехали ночью, а утром пошли в Гефсиманию, к Марии Магдалине. Я тогда не обратила внимания, какой это был день… А это был канун Преображения, когда празднуется святая Нонна. Потом, когда при постриге в рясофор меня нарекли именем Нонна, я вспомнила про этот день: это было как своего рода откровение.

В тот приезд в монастыре мы были на литургии и на всенощной, а потом поехали на Фавор. Фавор, Галилея – все это сразу вошло в душу, произвело такое впечатление!

И нас везде тогда так радушно принимали. В те времена ведь мало паломников было. И когда мы, паломники, подходили к какому-нибудь православному месту, нас встречали звоном колоколов, провожали тоже с колоколами…

Я вернулась на Святую Землю в следующем году, на Пасху. Матушка Варвара (Цветкова) тогда лежала в больнице… (Она уже старенькая была. Это был такой интересный человек! Она знала отца Иоанна Кронштадтского – она, маленькая, сиживала у него на коленках, когда он приходил к ним домой; она знала Елисавету Феодоровну; она знала царскую семью… Ее духовником был старец Аристоклий, которого сейчас прославили[2], и он ей предсказал – ей было 17 лет тогда, – что она будет игуменией на таком месте! Ее духовниками были и владыка Арсений (Жадановский), и владыка Серафим (Звездинский). Она так много рассказывала о них.) Так вот, матушка Варвара тогда болела, и с ней в больнице была ее старшая келейница. А за 20 дней до моего приезда умерла письмоводительница. Все дела были оставлены на вторую келейницу матушки Варвары, а тут еще надо и на письма отвечать. Вот она меня и спрашивает: «Ты умеешь писать письма по-русски?» «Да, умею», – отвечаю. «Помоги мне», – просит. И мы начали писать письма. Когда она увидела, что я могу 40 писем в один день написать – ответить людям, то и говорит: «Что ты теряешь время в миру? Что ты там делаешь?» «Как что, – отвечаю, – я работаю, в церковь хожу…» Она опять: «Что ты там теряешь время? Ты же наша! Приходи к нам…» И вдруг меня стукнуло: «Действительно, а что там, в миру? Работать, чтобы кушать и спать?» И на третий день я уже решила: «А почему нет? Поступаю в монастырь. Мне здесь нравится – все нравится». Пошла я в больницу к матушке Варваре, она обрадовалась, говорит: «Наконец молодая русская!» Тогда в основном арабки поступали, из эмиграции уже никто не приходил…

Матушка Варвара благословила, но мне хотелось еще какой-то знак получить, что монастырь – это для меня. Я ведь не думала до этого о монастыре, хотя с малых лет всегда была при Церкви. Читала, пела с 9 лет на клиросе. Мне даже владыка Антоний Женевский говорил: «Ты монашка, ты даже будешь игуменией»… А мы смеялись всегда, когда он такое говорил. Но это не доходило ни до моего ума, ни до сердца.

И вот я решила тогда пойти на Благодатный огонь. Я думала: «Помолюсь у Гроба Господня и буду ждать какого-нибудь знака от Бога». Пришла. И не знаю, куда смотреть. Сосредоточилась на Кувуклии. И вдруг, когда замирание, тишина, патриарх вошел уже туда, – и вдруг я вижу: на моих глазах сама зажигается лампадка на Кувуклии! Я как закричу: «Смотри, смотри: лампадка зажглась!» И подумала: «Все! Я получила знак от Бога! Благословение есть. Поступаю в монастырь».

Я поступила в монастырь 29 декабря 1975 года. И тогда же дала себе обет: никогда не уходить из монастыря, разве что будет какая-то ересь или что-то страшное произойдет. И это мне очень помогло в моей жизни, потому что это первая мысль, которая приходит, когда какое-то искушение: «Уйду!» А я каждый раз вспоминала свой обет, и это мне помогало.

Об отце Нектарии

У отца Нектария (Чернобыля), нашего духовника, был дар молитвы.

Сам он был духовным чадом схиигумена Варсонофия из Харькова[3]. И его посадили за то, что он отказывался признавать митрополита Сергия (Страгородского). Его наказывали – в такие условия ставили, что он должен был стоять по десять суток подряд. Два раза его даже на расстрел водили, и каждый раз Господь его миловал. Он строил Беломорканал; три срока отсидел в лагерях. А во время войны перебрался в Германию, потом в Швейцарию – в Зарубежную Церковь. Его отправили в Америку, в монастырь Джорданвилльский. А так как здесь, на Святой Земле, были необходимы священнослужители и исповедники, то его и прислали сюда. Он был монах праведной, примерной, спокойной жизни.

Отец Нектарий имел постоянную молитву. Он никогда не пропускал ни одной службы. И трудился всегда. А ведь ему тогда было уже далеко за 70. В Елеонской обители у него был огород: он сажал овощи. И делал в мастерской крестики деревянные. Вставал всегда после полуночи, совершал свое молитвенное правило, готовился к литургии, шел на службу (он в обители Марии Магдалины служил, имел келью и там, и тут, в нашей обители – Елеонской: там ночевал, а здесь отдыхал днем, а потом, когда уже совсем старым стал, он в Елеонской обители и остался). Когда я жила в монастыре Марии Магдалины, моя келья была как раз напротив его кельи, и я видела всегда у него свет в келье по ночам. После службы он что-то немного ел – и пешком напрямик на Елеон. И как приходил – сразу работать на огород или в мастерскую. Он все чинил в обители, ведь у него были золотые руки – он был часовщик по профессии. Так и работал до вечера. И когда слышал звон у Марии Магдалины – а колокольню Марии Магдалины слышно в Елеоне – он быстро умывал себе лицо и пешком бежал в Гефсиманию, читая наизусть 9-й час, и приходил, чтобы сразу начинать вечерню. Вот так у него проходили дни.

Ему никогда и ничто не мешало молиться. Сейчас на Святую Землю приезжает много паломников, и у Гроба Господня суета, крики. От многих я слышала, что это им мешает сосредоточиться на молитве. Слабы мы, а вот отцу Нектарию никогда ничто не мешало. Сейчас у нас совсем другое отношение к святому. И нам надо учиться сосредотачиваться как следует на молитве. Если бы мы этому научились, то мы смогли бы всю эту суету, что вокруг, отвергнуть.

[1] Архимандрит Модест (в миру Шут Мина Евфимович; † 1984), постриженик новоафонского Симоно-Кананитского монастыря, в эмиграции служивший в Китае и бывший помощником свт. Иоанна Шанхайского.

[2] Преподобный Аристоклий (в миру Амвросиев Алексей Алексеевич; 1846–1918), Афонский и Московский чудотворец. О нем см.: http://www.patriarchia.ru/db/text/139378.html/. Память этого старца празднуется 24 августа и в Соборе Московских святых.

[3] О преподобном Варсонофии (Юрченко) см.: http://archiv.orthodox.org.ua/page-666.html.

Архимандрит Нектарий (Чернобыль Петр Михайлович) (1905 – 2000) родился в в Полтавской губернии на Украине. Был арестован советскими властями за веру и более 20 лет провел в заключении. В годы Второй мировой войны, освободившись из ГУЛАГА, воевал в Русской освободительной армии (РОА). После войны, в 1945 г., принял монашеский постриг в Иово-Почаевском братстве (в Германии) и в декабре 1946 года в составе группы из 13 иноков Иово-Почаевскаго братства (в сане иеродиакона) переехал в г. Джорданвиль (шт. Нью-Йорк, США).

Принимал участие в строительстве Свято-Троицкого монастыря в Джорданвиле (Русская Православная Церковь Заграницей). В монастыре выполнял послушания регента, уставщика, механика, огородника, переплетчика и типографского наборщика. Вскоре после переезда в Джорданвиль архиепископ Виталий (Максименко) посвятил иеродиакона Нектария в сан иеромонаха, а позднее архиепископ Аверкий (Таушев) возвел его в сан игумена. Подвизался в Свято-Троицком монастыре в Джорданвиле в течение 20 лет (с 1946 по 1966 гг.).

В середине 1960-х гг. был возведен в сан архимандрита. Затем был направлен в Ильинский скит на Афоне (Греция) для замены прежнего настоятеля Ильинскаго скита о. Николая, который к тому времени по старости лет уже не мог руководить скитом. Пробыл на Афоне более года, а затем, по настоянию архиепископа Аверкия (Таушева), был возвращен в Джорданвиль. В 1968 г. был переведен в Иерусалим. Служил на Русских Раскопках, в храме Св. Александра Невского, в храме при Вифанской школе и в женском монастыре св. Марии Магдалины в Гефсимании. Духовник Русского Спасо-Вознесенского женского монастыря на Елеонской горе в Иерусалиме. Также исполнял обязанности садовода и огородника, работал в механической и столярной мастерских при Елеонском монастыре. Скончался 18/31 июля 2000 г. в Спасо-Вознесенском монастыре.

Рассказы игумении Моисеи (Бубновой)
записал Антон Поспелов

28 января 2013 года

pravoslavie.ru